Александр Пиперски: «Лингвистика помогает делать жизнь интересной»

Александр Пиперски — современный российский лингвист, преподаватель и член жюри олимпиады по русскому языку. После завершения второго тура мы узнали у него, как должна выглядеть подготовка к олимпиаде (и не только по русскому), какие темы в лингвистике сегодня наиболее актуальны и как глубокое знание родного языка помогает в обычной жизни.

В 2010 году вы окончили филологический факультет МГУ. Почему выбрали филологию в качестве профессиональной деятельности? Любовь к русскому языку?

Я на самом деле окончил не русское отделение на филологическом факультете, я по образованию филолог-германист. Меня всегда привлекали разнообразные языки. Мама русская, папа серб, у меня два родных языка. Я с самого детства понимал, что в мире много языков.

Потом я долго выбирал между чем-то математическим и чем-то лингвистическим. И на лингвистику меня подтолкнула, с одной стороны, любовь к немецкому языку, с другой стороны, участие в олимпиадах по лингвистике – там было душевно. Мне понравилось и захотелось поступать на филологический факультет.

Вы когда-нибудь участвовали в олимпиаде по русскому языку?

Никогда в жизни. Только по математике, по лингвистике, по немецкому языку – это мой основной набор. Время от времени были олимпиады по географии, химии, физике. По русскому языку ни разу не довелось. Судьба сложилась так, что я стал членом жюри олимпиады, в которой никогда не участвовал.

Обучение в магистратуре вы проходили уже за границей. Что это была за программа? Какие впечатления остались у вас от учебы?

Я подал заявку на совместную программу трех университетов: Бремена, Порто и Палермо. Одним из партнеров программы был сам МГУ. Нескромно скажу, что обучение исторической германистике в России – одно из лучших в мире. Думаю, поэтому моя заявка оказалась среди тех, которые получили поддержку.

У нас была очень интересная группа – 15 человек из разных стран мира: Италия, Аргентина, Индия, Тонга. Но все эти люди говорили между собой по-немецки, что отдельно удивительно.

Какое мнение сложилось у вас о зарубежном лингвистическом образовании?

Во время обучения мы провели часть обучения в одном месте, часть в другом, часть в третьем. Именно это показало мне разнообразие образовательных систем. Когда считаешь, что образование устроено только каким-то одним образом, оказывается, что представление обо всем окружающем мире у тебя идеализированно-абстрактное. А здесь – перемены, новый опыт, жизнь в режиме странствий.

Мы привыкли использовать сочетание «зарубежное образование». Но что это такое, начинаешь понимать, только когда посмотришь изнутри. Очень мало общего между севером Германии, югом Италии и Португалией. Все настолько по-своему, что говорить о едином «европейском образовании» не приходится.

А до этой программы вам доводилось учиться за рубежом?

Да, во время специалитета я провел семестр в Вене – это мое любимое воспоминание о зарубежном обучении. Вена стала первым городом, в котором я долго жил один, 5 месяцев. Все новое, необычное.

Как преподаватель вы почерпнули что-то из тех поездок?

Мне кажется, что я стараюсь приносить все лучшее, что я видел в разных вузах, стараюсь избегать недостатков, которые встречал в этих местах. Конечно, не все получается. Но все-таки такой подход расширяет кругозор, именно на социально-бытовом уровне, не говоря уже о научном. Ведь научные школы бывают разные. Полезно понять, что на мир могут смотреть не теми глазами, какими ты привык. В Московском университете, например, на первом курсе меня учили каким-то базовым понятиям, введению в языкознание. А немецким коллегам эти знания могут показаться вовсе не базовыми.

Какие темы входят в сферу ваших научных интересов на данный момент?

Сейчас я в основном занимаюсь корпусной лингвистикой – это анализ больших массивов текстов при помощи компьютерных, автоматических, статистических методов. Я смотрю, что можно извлечь из множества расклассифицированных по темам текстов, какие ключевые слова относятся к той или иной теме и как это содержательно интерпретировать. Меня интересует, как определенные явления выражаются количественно.

Какие новые области языкознания сейчас развиваются наиболее стремительно?

Из того, о чем я плохо знаю, очень интересно было бы узнать, что происходит в психо- и нейролингвистике. Все-таки важно понимать, как связан язык с биологией. Это ключевая тема генеративной грамматики второй половине 20 века. Ноам Хомский сформулировал идею о том, что язык – это некий врожденный механизм, присущий человеку. Но с биологией он этот механизм не связывал.

Сегодня ученые в этой сфере пытаются выяснить, что происходит в нашем мозге, когда мы говорим на языке, как это работает, какие механизмы задействуются, какие участки мозга активируются, в каких ситуациях. Здесь есть много разных направлений. Во-первых, исследование билингв, которое позволяет понять, чем отличается человек, владеющий одним языком, и человек, владеющий двумя языками. Во-вторых, детская речь. Это одно из самых больших чудес, связанных с языком. Как трехлетний ребенок осваивает язык, который он слышит, с его сложнейшей грамматикой без какого бы то ни было учения? Им никто не объясняет, что творительный падеж в русском языке образуется так-то и так-то. Дети сами выясняют, что и как надо говорить. Такие вещи могут привести нас к пониманию глубинной биологической природы языка. Мне кажется, это самое важное, что сейчас есть.

А какие области языкознания могут появиться в ближайшее время в связи с потребностями, которые возникают в обществе, в науке?

Я думаю, в обществе есть большой запрос на успехи и достижения как раз-таки компьютерной лингвистики. Об этой области я могу говорить менее мечтательно и более приземленно.

Людям хочется, чтобы можно было общаться с компьютером по-человечески и чтобы машина решала некоторые языковые задачи, которые решает человек. К примеру, задача перевода или задача автоматического реферирования текста: у вас есть длинная статья, и очень хотелось бы, чтобы ее можно было просто «скормить» какой-то программе. Та, в свою очередь, ее перескажет пятью предложениями. Все это уже работает. Если вы откроете Google.Translate, он неплохо переведет то, что вы попросите.

Такие достижения компьютерной лингвистики будут все больше и больше проникать в нашу жизнь. Сейчас уже можно представить написанные машиной новости. Скажем, какие-нибудь биржевые сводки машина превращает в новостной текст без проблем. Компьютер во многих вещах способен заменить человека. Шаблонные задания мы запросто можем ему поручить.

Если говорить об олимпиаде, из чего обычно состоит подготовка жюри?

Членам жюри надо сочинять задачи, с одной стороны. А с другой стороны, нам надо стремиться к тому, чтобы подготовка школьников к олимпиаде была как можно более бесполезной. Школьники, которые хотят получить высокие результаты, готовятся, изучают какие-то учебники, вузовские, например. А мы считаем, что основная задача олимпиады – выявлять талантливых школьников, которые в будущем смогут хорошо работать в науке, заниматься языкознанием. Это вступает в некоторое противоречие с тем, что зачастую выявляются не талантливые, а обученные школьники. Чтобы обнаруживать таланты, нам приходится каждый год придумывать такие задания, которые дают только минимальное преимущество тем, кто выучил какие-то вещи по учебникам. Вечная проблема. Мы стараемся, в этой гонке победителей нет.

А из чего в таком случае должна состоять подготовка школьников к олимпиаде?

Это будет противоречием тому, что я сказал только что. Но все же основная подготовка состоит в том, чтобы читать учебники, в частности более высокого уровня – не только книжки для школьников, но и для студентов, взрослых. Читать научно-популярные книги тоже всегда полезно, потому что там освещаются какие-то интересные темы по лингвистике. Но мне кажется, что главное в случае с олимпиадой по русскому заключается даже не в том, чтобы читать книги, а в том, чтобы читать много текстов разных жанров. Нужна общая начитанность и языковая компетенция.

А как, для сравнения, вы готовились к олимпиаде по лингвистике?

К олимпиаде по лингвистике подготовиться довольно сложно, потому что она состоит из самодостаточных задач. Они не требуют специальных знаний, ты должен прийти и проанализировать языковой материал. Тут важно узнавать какие-нибудь вещи, которые могут совершенно неожиданно отложиться в голове и пригодиться. Читаешь о каких-нибудь языках, где выделяется не три рода, как в русском языке, а нечто вроде родов в зависимости от рода предмета (продолговатое, длинное, круглое). Ты запоминаешь это, и когда тебе попадается язык, в котором есть один суффикс у круглых предметов, другой – у длинных, третий – у квадратных, ты понимаешь, что читал не зря.

Какие есть традиции на всероссе по русскому языку у жюри?

Мало спать. В последние дни мы приезжали на место проведения ВсОШ к 6:30 для того, чтобы распечатать задания, поскольку все готовится в обстановке секретности.

Как менялся всеросс за то время, пока вы были членом жюри?

Постоянно меняется соотношение классических заданий на знание истории русского языка и заданий, более похожих на задачи лингвистических олимпиад. Вечное движение. В последний год стало больше самодостаточных задач на анализ материала. Это полезно, потому что позволяет выявлять одаренных школьников. Однако, когда выясняется, что истории языка стало меньше, тут же появляется обратное движение: школьники перестают так рьяно готовиться к задачам по истории языка, а значит, теперь мы можем составлять самодостаточные задачи как раз на базе этого материала. Получается замкнутый круг.

У нас есть несколько вопросов от участников олимпиады. Откуда вы берете вдохновение заниматься русским языком?

Я на русском языке говорю, и это мой родной язык, что меня очень вдохновляет. Интересно понять, как устроено то, чем ты пользуешься. Кому-то из нас интересно понять, как мы дышим, – эти люди занимаются биологией, медициной. Мне интересно узнать, почему я говорю так, а не иначе. Мой источник вдохновения всегда со мной.

В каждом роде деятельности есть моменты, когда человек перегорает. У вас были такие моменты?

Накатывает волнами. Мне интересно заниматься наукой. Но иногда наступает какое-то разочарование. Кажется, что образ науки в наших головах – это гениальные открытия: Эйнштейн, Ньютон, которые сделали гениальные вещи. Но, как показывает практика, бОльшая часть жизни ученого – это не гениальные открытия, а довольно кропотливая, мелкая работа.

Потом ты обнаруживаешь какой-нибудь небольшой факт, доказываешь какую-нибудь не очень большую гипотезу и понимаешь, что трудно взять и перевернуть мир. И начинаешь думать: а зачем я этим занимаюсь, какую пользу я принес обществу, а вот если бы я стал заниматься медициной, сейчас бы разрабатывал лекарство от рака, не лучше бы это было? Такие разочарования проходят, и ты понимаешь, что интересно знать, как устроен человек. Любые знания о человеке полезны в том смысле, что они расширяют горизонты нашего самопознания. Когда ты с этой мыслью смиряешься, то успокаиваешься и снова начинаешь думать про язык. Потом снова накатывает и так бесконечное количество раз.

Как глубокое знание русского языка помогает вам в обычной жизни?

Мне становится интереснее жить, потому что я все время думаю о языке, подмечаю какие-то особенности в речи других людей, в надписях на домах. К примеру, сегодня, когда мы в шесть утра ехали в гимназию, я смотрел по сторонам, и мне стало интересно, как здесь соотносятся надписи по-башкирски и по-русски, сколько будет надписей по-башкирски, что будет подписано на двух языках, что будет подписано только на одном языке. Я все время о таких вещах размышляю – с точки зрения социолингвистики, с точки зрения того, как это похоже на языковую ситуацию в других регионах. Оказывается, что лингвистика помогает делать жизнь интересной.

Беседовала: Рената Хасанова
Редактор: Анна Фомина