Александр Пиперски: «Лингвистика помогает делать жизнь интересной»
![](https://xn--b1ag1ahdda.xn--80a2ac.xn--p1ai/wp-content/uploads/2021/04/пиперскииииии.jpg)
Александр Пиперски — современный российский лингвист, преподаватель и член жюри олимпиады по русскому языку. После завершения второго тура мы узнали у него, как должна выглядеть подготовка к олимпиаде (и не только по русскому), какие темы в лингвистике сегодня наиболее актуальны и как глубокое знание родного языка помогает в обычной жизни.
В 2010 году вы окончили филологический факультет МГУ. Почему выбрали филологию в качестве профессиональной деятельности? Любовь к русскому языку?
Я на самом деле окончил не русское отделение на филологическом факультете, я по образованию филолог-германист. Меня всегда привлекали разнообразные языки. Мама русская, папа серб, у меня два родных языка. Я с самого детства понимал, что в мире много языков.
Потом я долго выбирал между чем-то математическим и чем-то лингвистическим. И на лингвистику меня подтолкнула, с одной стороны, любовь к немецкому языку, с другой стороны, участие в олимпиадах по лингвистике – там было душевно. Мне понравилось и захотелось поступать на филологический факультет.
Вы когда-нибудь участвовали в олимпиаде по русскому языку?
Никогда в жизни. Только по математике, по лингвистике, по немецкому языку – это мой основной набор. Время от времени были олимпиады по географии, химии, физике. По русскому языку ни разу не довелось. Судьба сложилась так, что я стал членом жюри олимпиады, в которой никогда не участвовал.
Обучение в магистратуре вы проходили уже за границей. Что это была за программа? Какие впечатления остались у вас от учебы?
Я подал заявку на совместную программу трех университетов: Бремена, Порто и Палермо. Одним из партнеров программы был сам МГУ. Нескромно скажу, что обучение исторической германистике в России – одно из лучших в мире. Думаю, поэтому моя заявка оказалась среди тех, которые получили поддержку.
У нас была очень интересная группа – 15 человек из разных стран мира: Италия, Аргентина, Индия, Тонга. Но все эти люди говорили между собой по-немецки, что отдельно удивительно.
Какое мнение сложилось у вас о зарубежном лингвистическом образовании?
Во время обучения мы провели часть обучения в одном месте, часть в другом, часть в третьем. Именно это показало мне разнообразие образовательных систем. Когда считаешь, что образование устроено только каким-то одним образом, оказывается, что представление обо всем окружающем мире у тебя идеализированно-абстрактное. А здесь – перемены, новый опыт, жизнь в режиме странствий.
Мы привыкли использовать сочетание «зарубежное образование». Но что это такое, начинаешь понимать, только когда посмотришь изнутри. Очень мало общего между севером Германии, югом Италии и Португалией. Все настолько по-своему, что говорить о едином «европейском образовании» не приходится.
А до этой программы вам доводилось учиться за рубежом?
Да, во время специалитета я провел семестр в Вене – это мое любимое воспоминание о зарубежном обучении. Вена стала первым городом, в котором я долго жил один, 5 месяцев. Все новое, необычное.
Как преподаватель вы почерпнули что-то из тех поездок?
Мне кажется, что я стараюсь приносить все лучшее, что я видел в разных вузах, стараюсь избегать недостатков, которые встречал в этих местах. Конечно, не все получается. Но все-таки такой подход расширяет кругозор, именно на социально-бытовом уровне, не говоря уже о научном. Ведь научные школы бывают разные. Полезно понять, что на мир могут смотреть не теми глазами, какими ты привык. В Московском университете, например, на первом курсе меня учили каким-то базовым понятиям, введению в языкознание. А немецким коллегам эти знания могут показаться вовсе не базовыми.
Какие темы входят в сферу ваших научных интересов на данный момент?
Сейчас я в основном занимаюсь корпусной лингвистикой – это анализ больших массивов текстов при помощи компьютерных, автоматических, статистических методов. Я смотрю, что можно извлечь из множества расклассифицированных по темам текстов, какие ключевые слова относятся к той или иной теме и как это содержательно интерпретировать. Меня интересует, как определенные явления выражаются количественно.
Какие новые области языкознания сейчас развиваются наиболее стремительно?
Из того, о чем я плохо знаю, очень интересно было бы узнать, что происходит в психо- и нейролингвистике. Все-таки важно понимать, как связан язык с биологией. Это ключевая тема генеративной грамматики второй половине 20 века. Ноам Хомский сформулировал идею о том, что язык – это некий врожденный механизм, присущий человеку. Но с биологией он этот механизм не связывал.
Сегодня ученые в этой сфере пытаются выяснить, что происходит в нашем мозге, когда мы говорим на языке, как это работает, какие механизмы задействуются, какие участки мозга активируются, в каких ситуациях. Здесь есть много разных направлений. Во-первых, исследование билингв, которое позволяет понять, чем отличается человек, владеющий одним языком, и человек, владеющий двумя языками. Во-вторых, детская речь. Это одно из самых больших чудес, связанных с языком. Как трехлетний ребенок осваивает язык, который он слышит, с его сложнейшей грамматикой без какого бы то ни было учения? Им никто не объясняет, что творительный падеж в русском языке образуется так-то и так-то. Дети сами выясняют, что и как надо говорить. Такие вещи могут привести нас к пониманию глубинной биологической природы языка. Мне кажется, это самое важное, что сейчас есть.
А какие области языкознания могут появиться в ближайшее время в связи с потребностями, которые возникают в обществе, в науке?
Я думаю, в обществе есть большой запрос на успехи и достижения как раз-таки компьютерной лингвистики. Об этой области я могу говорить менее мечтательно и более приземленно.
Людям хочется, чтобы можно было общаться с компьютером по-человечески и чтобы машина решала некоторые языковые задачи, которые решает человек. К примеру, задача перевода или задача автоматического реферирования текста: у вас есть длинная статья, и очень хотелось бы, чтобы ее можно было просто «скормить» какой-то программе. Та, в свою очередь, ее перескажет пятью предложениями. Все это уже работает. Если вы откроете Google.Translate, он неплохо переведет то, что вы попросите.
Такие достижения компьютерной лингвистики будут все больше и больше проникать в нашу жизнь. Сейчас уже можно представить написанные машиной новости. Скажем, какие-нибудь биржевые сводки машина превращает в новостной текст без проблем. Компьютер во многих вещах способен заменить человека. Шаблонные задания мы запросто можем ему поручить.
![](https://xn--b1ag1ahdda.xn--80a2ac.xn--p1ai/wp-content/uploads/2021/04/u-zH_omJTV4-1-1024x683.jpg)
Если говорить об олимпиаде, из чего обычно состоит подготовка жюри?
Членам жюри надо сочинять задачи, с одной стороны. А с другой стороны, нам надо стремиться к тому, чтобы подготовка школьников к олимпиаде была как можно более бесполезной. Школьники, которые хотят получить высокие результаты, готовятся, изучают какие-то учебники, вузовские, например. А мы считаем, что основная задача олимпиады – выявлять талантливых школьников, которые в будущем смогут хорошо работать в науке, заниматься языкознанием. Это вступает в некоторое противоречие с тем, что зачастую выявляются не талантливые, а обученные школьники. Чтобы обнаруживать таланты, нам приходится каждый год придумывать такие задания, которые дают только минимальное преимущество тем, кто выучил какие-то вещи по учебникам. Вечная проблема. Мы стараемся, в этой гонке победителей нет.
А из чего в таком случае должна состоять подготовка школьников к олимпиаде?
Это будет противоречием тому, что я сказал только что. Но все же основная подготовка состоит в том, чтобы читать учебники, в частности более высокого уровня – не только книжки для школьников, но и для студентов, взрослых. Читать научно-популярные книги тоже всегда полезно, потому что там освещаются какие-то интересные темы по лингвистике. Но мне кажется, что главное в случае с олимпиадой по русскому заключается даже не в том, чтобы читать книги, а в том, чтобы читать много текстов разных жанров. Нужна общая начитанность и языковая компетенция.
А как, для сравнения, вы готовились к олимпиаде по лингвистике?
К олимпиаде по лингвистике подготовиться довольно сложно, потому что она состоит из самодостаточных задач. Они не требуют специальных знаний, ты должен прийти и проанализировать языковой материал. Тут важно узнавать какие-нибудь вещи, которые могут совершенно неожиданно отложиться в голове и пригодиться. Читаешь о каких-нибудь языках, где выделяется не три рода, как в русском языке, а нечто вроде родов в зависимости от рода предмета (продолговатое, длинное, круглое). Ты запоминаешь это, и когда тебе попадается язык, в котором есть один суффикс у круглых предметов, другой – у длинных, третий – у квадратных, ты понимаешь, что читал не зря.
Какие есть традиции на всероссе по русскому языку у жюри?
Мало спать. В последние дни мы приезжали на место проведения ВсОШ к 6:30 для того, чтобы распечатать задания, поскольку все готовится в обстановке секретности.
Как менялся всеросс за то время, пока вы были членом жюри?
Постоянно меняется соотношение классических заданий на знание истории русского языка и заданий, более похожих на задачи лингвистических олимпиад. Вечное движение. В последний год стало больше самодостаточных задач на анализ материала. Это полезно, потому что позволяет выявлять одаренных школьников. Однако, когда выясняется, что истории языка стало меньше, тут же появляется обратное движение: школьники перестают так рьяно готовиться к задачам по истории языка, а значит, теперь мы можем составлять самодостаточные задачи как раз на базе этого материала. Получается замкнутый круг.
![](https://xn--b1ag1ahdda.xn--80a2ac.xn--p1ai/wp-content/uploads/2021/04/pfU6D60jX8Q-1-683x1024.jpg)
У нас есть несколько вопросов от участников олимпиады. Откуда вы берете вдохновение заниматься русским языком?
Я на русском языке говорю, и это мой родной язык, что меня очень вдохновляет. Интересно понять, как устроено то, чем ты пользуешься. Кому-то из нас интересно понять, как мы дышим, – эти люди занимаются биологией, медициной. Мне интересно узнать, почему я говорю так, а не иначе. Мой источник вдохновения всегда со мной.
В каждом роде деятельности есть моменты, когда человек перегорает. У вас были такие моменты?
Накатывает волнами. Мне интересно заниматься наукой. Но иногда наступает какое-то разочарование. Кажется, что образ науки в наших головах – это гениальные открытия: Эйнштейн, Ньютон, которые сделали гениальные вещи. Но, как показывает практика, бОльшая часть жизни ученого – это не гениальные открытия, а довольно кропотливая, мелкая работа.
Потом ты обнаруживаешь какой-нибудь небольшой факт, доказываешь какую-нибудь не очень большую гипотезу и понимаешь, что трудно взять и перевернуть мир. И начинаешь думать: а зачем я этим занимаюсь, какую пользу я принес обществу, а вот если бы я стал заниматься медициной, сейчас бы разрабатывал лекарство от рака, не лучше бы это было? Такие разочарования проходят, и ты понимаешь, что интересно знать, как устроен человек. Любые знания о человеке полезны в том смысле, что они расширяют горизонты нашего самопознания. Когда ты с этой мыслью смиряешься, то успокаиваешься и снова начинаешь думать про язык. Потом снова накатывает и так бесконечное количество раз.
Как глубокое знание русского языка помогает вам в обычной жизни?
Мне становится интереснее жить, потому что я все время думаю о языке, подмечаю какие-то особенности в речи других людей, в надписях на домах. К примеру, сегодня, когда мы в шесть утра ехали в гимназию, я смотрел по сторонам, и мне стало интересно, как здесь соотносятся надписи по-башкирски и по-русски, сколько будет надписей по-башкирски, что будет подписано на двух языках, что будет подписано только на одном языке. Я все время о таких вещах размышляю – с точки зрения социолингвистики, с точки зрения того, как это похоже на языковую ситуацию в других регионах. Оказывается, что лингвистика помогает делать жизнь интересной.
Беседовала: Рената Хасанова
Редактор: Анна Фомина